После победы над «Реалом» в финале Кубка 1968 года технический секретарь «Барселоны» Доминго Балманья с пафосом провозгласил: «Никогда больше «Барса» не будет второй, отныне и навсегда она будет только номером один. Мы собираемся выигрывать каждый турнир!» Однако сама по себе победа над «Реалом» не была подтверждением силы команды. В следующем сезоне «Барселона» стала третьей, пропустив впереди себя не только Королевский клуб, но даже «Лас Пальмас». В Кубке Генералиссимуса команда быстро вылетела от «Реала Сосьедада», а в розыгрыше Кубка кубков «блаугранас» добрались до финала, где потерпели сенсационное поражение от братиславского «Слована» со счетом 2:3. В который раз за последнее десятилетие клуб оказался в безнадежной ситуации неверия в собственные силы.

Попытка вернуть в клуб Эленио Эрреру привела к разобщенности между болельщиками и внутри руководства. Сеньор НН, добившись ошеломительного успеха с «Интером», теперь диктовал условия и требовал огромные премиальные за каждый выигранный трофей.

Его сторонники утверждали, что невозможно стать в один ряд с великими клубами, купив дешевый билет. По их мнению, игра стоит свеч. Однако «Барселона» настолько привыкла за годы правления Льяудета к воздержанности, что противники приглашения Эрреры возражали: столь меркантильный подход характерен для «Реала», а «у «блаугранас» свой путь».

Ни одна из сторон не сумела добиться перевеса, а сама ситуация привела к неразрешимым проблемам в руководстве. В атмосфере взаимных обид и упреков ушли в отставку президент «Барселоны» Нарсис де Каррерас и главный тренер Сальвадор Артигас.

В президентское кресло сел Агустин Монталь, тогда как команду на временной основе принял еще один бывший игрок Жозеп Сегер. Но административный хаос уверенно вел команду и клуб в никуда.

В сезоне 1969/70 не могло быть речи о борьбе за чемпионство - в середине зимы «Барселона» обосновалась на десятом месте, выход из кризиса не предвиделся, когда в январе 1970 года на тренерском мостике объявился англичанин Вик Бекингэм.

К концу весны он сумел навести порядок в команде, привел ее к итоговому четвертому месту, а игроки отметили, что появление Бекингэма стало своего рода спасительной надеждой для экипажа потерпевшего бедствие корабля. Карлес Рексач, игровая карьера которого почти полностью прошла в период смуты в «Барселоне», назвал Бекингэма «первым тренером, который научил нас трем важным составляющим успеха: хорошие игроки, дисциплина в раздевалке, план на игру.

И он был очень скромным человеком, никогда не выпячивал свою роль в победах, как любили некоторые».

Другой игрок, Фусте, признает, что появление никому не известного англичанина стало неожиданным: «Но Вик быстро сумел добиться симпатии, показав, что он действительно понимает игру. При Артигасе для нас даже откровенный аутсайдер превращался в непобедимую сборную мира, но благодаря Бекингэму мы снова поверили в себя. Перед матчами с «Реалом» он любил повторять, что не нужно, мол, переживать по поводу встречи с этими позерами».

Антони Клоса в книге Croniques del Вагса так описывал этого тренера: «Высокий и худой. Любил твидовые жакеты и шелковые галстуки, зимой носил бежевый свитер на пуговицах. Отдавал предпочтение коктейлям, гольфу и особенно скачкам. Для каталонцев он стал воплощением истинного английского джентльмена, которых «Барселона» помнила по первым шагам своей истории».

Хотя на самом деле Бекингэм имел славу знатного сквернослова, что на себе обычно испытывали игроки, не проходившие в состав.

«Для него существовали только те 14-15 игроков, кто выступал в первой команде, - вспоминал Фусте. - Остальных он откровенно травил и, едва завидев возле раздевалки, разражался отборными ругательствами. Не могу сказать, что мне это нравилось или что это помогло нашим резервистам вырасти в классе».

Чаще всего Бекингэм использовал нецензурную брань в отношении соперника, и это уже имело положительный эффект в команде. Однажды, за день до матча с «Бетисом», Бекингэм собрал команду для разбора игры будущего соперника. На доске было выведено крупными буквами название противника, и Бекингэм некоторое время молча изучал надпись. Затем он пожал плечами: «Кто это, «Бетис»? К такой-то матери этот «Бетис»!» И с грохотом обрушил доску на землю.